— Разумеется, — согласилась я. Мне снова пришлось приложить усилия, чтобы сдержать эмоции, и не показать свою жалость и сострадание. — И присесть в этот раз я вам не предложу. Рассказывайте.

— Нападение отбито, потери составили двенадцать человек: один ребенок, три женщины и восемь мужчин. — Ирайя криво улыбнулась. Амазонки относились с презрением к мужчинам-воинам, считая их сильными, но глупыми. — Перед рассветом бешеные крысы оставили свои попытки прорваться в поселение и ушли. В настоящее время жителям ничего не угрожает.

Я кивнула. Ирайя подтвердила слова Фиодора. Но я все еще отказывалась верить…

— Ты тоже думаешь, что крысам нужна была девочка? — спросила я. В этот раз я даже не пыталась скрыть эмоции. Знала, что у меня все равно не получится.

И Ирайя меня поняла. Она отвернулась… То ли для того, чтобы сделать вид, что не заметила мою душевную боль. В знак уважения. То ли для того, чтобы скрыть свою…

— Да, — ровно произнесла она, — я тоже так думаю… Ваше величество, все воины видели это. Даже мужчины. Эти твари определенно пришли убить Алесу. И, простите, я знаю, ваши традиции сильно отличаются от наших, у вас принято проявлять больше страданий после смерти близкого, но не стоит жалеть о том, что произошло. Если бы девочка осталась жива, то погибших было бы гораздо больше. А возможно, — Ирайя подняла на меня взгляд и посмотрела прямо в глаза, — не выжил бы никто. Нам повезло, что девчонка не осталась с вами… Пока Южин не зашел внутрь, крысы, вообще, не обращали на вас никакого внимания. Из одиннадцати воинов восемь погибли за ту свечу, что мы защищали центральный дом…

Я кивнула… слова Ирайи были жестоки. Но и найти другие и доказать ей, что она была не права, я не могла.

Алеса ребенок. И я считала правильным защищать дитя даже ценой своей жизни. Не представляю, каким человеком нужно быть, чтобы хладнокровно отдать девочку на растерзание крысам ради сохранения остальных жизней. На такое, пожалуй, не был способен даже мой погибший враг — Третий советник, ставший для меня олицетворением всех самых гнусных пороков человечества.

И, если бы Алеса осталась жива, я снова и снова отправляла бы воинов на смерть… В голове крутился бессмысленный и постыдный вопрос, не имевший ответа: «Стоит ли жизнь одного ребенка жизней десятков других людей?»

На глазах снова появились слезы… Я подняла лицо вверх, к потолку, чтобы удержать их внутри. Я не могу позволить себе быть слабой, повторила снова… Только не сейчас, когда мои люди нуждаются в поддержке…

— Ваше величество, — Я могла поклясться, что в голос Ирайи тоже просочилась влага, — сейчас важнее подумать, зачем тварям нужна была девчонка. Это очень странно… я не так много знаю про дары Древних Богов, но еще ни разу я не слышала, чтобы они были такими, — она все же не сдержалась и вытерла слезу, — Древние Боги никогда не желали зла людям. Их дары всегда были на пользу, а не во вред…

Я снова кивнула. Боялась, что расплачусь, если решу открыть рот.

— Мы с вами лунные сестры, — внезапно тон Ирайи изменился. Она больше не сдерживала эмоции, раскрывшись передо мной. — И я могу быть с вами откровеннее, чем с другими… Считается, что после предательства любимого, ничто не может задеть наши сердца. И причинить боль. Но даже когда Игор бросил меня, мне не было так больно здесь. — она приложила руку к забинтованной половине груди и прикусила губу… Но резко остекленевший взгляд выдал ее. — И это болят не раны…

— Это болит душа, — закончила я вместо нее. Не такие уж амазонки жестокосердные, как хотят показаться.

— Обещайте, что отдадите мне того, кто сотворил это с девчонкой. Я сама лично расправлюсь с ним, кем бы он ни был, — глухо произнесла амазонка. — Клянусь Луной, этот мерзавец пожалеет о содеянном.

— Ты думаешь, кто-то сделал это нарочно? — Такая мысль пока даже не приходила мне в голову. Скорбь не давала мне думать. Но сейчас, когда Ирайя произнесла это предположение, я поняла. Это могло быть правдой. Но… — Но кто может желать зла маленькому ребенку? Алесе было всего два года! Откуда у нее враги?! А бить кого-то другого, используя невинное дитя… Ирайя, мне кажется, на такое не способен никто.

— Я не знаю, — Ирайя дернула правым плечом. — А если бы знала, то не стояла бы сейчас здесь, перед вами, отправилась бы хоть на край света, чтобы удавить гада.

Она вдруг застонала и покачнулась. И я только сейчас вспомнила, что моя амазонка, вообще-то, ранена…

— Я позову Южина, — встала я из-за стола. Но Ирайя остановила меня:

— Не надо. Есть люди, которым его помощь нужнее чем мне. А я потерплю, — она криво улыбнулась. — Мы воины, нам не привыкать терпеть боль от ран.

— Тогда иди, — кивнула я. — тебе нужно отдохнуть. И пусть кто-нибудь заменит тебя на твоем посту до выздоровления.

Ирайя закрыла глаза, соглашаясь. И сделала шаг назад, чтобы, как обычно, по-военному развернуться на пятках. Но передумала и просто ушла, держась правой рукой за стенку.

А я осталась одна. Смотрела перед собой невидящим взглядом и думала. Если Ирайя права, то есть только один человек, который может желать смерти несчастной Алесе… Это ее настоящий отец, герцог Фалжо, глава Высокого рода. Но чем ему могла помешать маленькая девочка? После смерти ее матери о родстве с Высоким родом не вспоминал никто.

— Мам, — из ниоткуда появилась Хурра, — прости… Я не подслушивала вас с Ирайей, я заглянула только на миг, чтобы посмотреть с кем ты…

Она протиснулась между стеной и моим столом и, тяжело вздохнув, взобралась ко мне на колени и обняла.

— Виктория плачет, — сообщила она. — Она знала, что Алеса ушла кормить собак, но ничего никому не сказала… Она думает, что виновата… Но она не виновата, мам.

Я обняла дочь.

— Никто не виноват… Никто из нас…

— Мам, — Хурра взглянула мне в глаза. Я еще ни разу не видела, чтобы Хурра не улыбалась. И от этого стало больно. Я не смогла защитить детей. Они слишком рано познали боль потерь. — С тобой хочет поговорить Тишен. Но он просит, чтобы ты пообещала не бить Рошку. Он просто дурак.

Тишен… Рошка… Виктория… Дети, потерявшие в одну жуткую ночь сразу двоих близких людей. Я должна поговорить с ними. Найти нужные слова. Сказать, что не оставлю их без помощи теперь, когда они остались совсем одни на всем белом свете…

Глаза защипало… Боль прорывалась сквозь броню, в которую я сковала свое сердце.

— Идем, Хурра, — я взяла маленькую теплую ладошку дочери и прикусила губу изнутри, чтобы не завыть… Алеса, маленькая Алеса… Дишлан… И все остальные… Как же больно!

Глава 11

Пока беседовала с Фиодором и Ирайей, Катрила командовала хмурыми воинами. Они уже нашли среди полчищ убитый крыс, покрывавших двор нашего поселения сплошным ковром, тех, кто погиб, защищая нас.

И теперь на полу лежали двенадцать человек, накрытых белыми простынями…

Кейрим… Комендант нашего поселения погиб… рядом с ним, стоя на коленях и прикрыв глаза, беззвучно плакала жена. Слезы ручьем текли по лицу и падали с подбородка, окрашивая темными кляксами крашенный деревянный пол. Она обнимала детей, лица которых застыли в жуткой маске растерянной скорби. Они уже знали, что папки больше нет, но еще не понимали, что это навсегда.

Я знала имена почти всех… воины, которых привел с собой Фиодор слишком мало провели времени в нашем крошечном поселке. И я еще не всех запомнила.

Дишлана я узнала с первого взгляда. По массивной фигуре целиком скрытой пронзительно белой простыней с ярко-красными краями… Я не сразу поняла, откуда у нас такая.

Рядом лежала крошечная Алеса… И сидели мальчишки: насупленный и хмурый Рошка, на глаза которого не выступила ни одна слезинка. Он сжимал кулаки, пытаясь справится с горем, но не плакал. Настоящий маленький мужчина. Теперь он отвечал не только за себя, но и за младшего брата. Тишен тихо всхлипывал здесь же.

Я медленно опустилась на колени перед тем, кого любила. Ноги перестали держать, а перед глазами все мгновенно расплылось. Рука, которую я протянула, чтобы снять окровавленную простыню и посмотреть еще раз на его лицо, мелко дрожала. Я не с первого раза сумела ухватить влажный край простыни…